Феодосий яновский. Введение подушной подати

М.: Крутицкое Патриаршее подворье. Общество любителей церковной истории, 1997. Подг. текста М.И.Одинцова. 259 с. Серия "Материалы по истории церкви", кн. 13.

Номер страницы после текста на ней.

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ ТОМА:

кандидат искусствоведения, доцент протоиерей Валентин ЧАПЛИН (Крутицкое Патриаршее Подворье, Москва)

профессор Дмитрий Владимирович ПОСПЕЛОВСКИЙ (Университет Западного Онтарио, Канада)

профессор Вильям ван дер БЕРКЕН (Теологический факультет Утрехтского Университета, Голландия)

профессор Эрих БРИНЕР (Институт «Вера во втором мире», Швейцария)

кандидат исторических наук Александр Юрьевич ПОЛУНОВ

(Московский Государственный Университет им. М. В. Ломоносова)

Илья Владимирович СОЛОВЬЕВ

(Крутицкое Патриаршее Подворье, Москва)

Валентин Арсеньевич НИКИТИН

(Отдел по религиозному образованию и катехизации

Московского Патриархата)

кандидат богословия игумен Иннокентий (ПАВЛОВ)

(Библейско-Богословский институт, Москва)

кандидат исторических наук Модест Алексеевич КОЛЕРОВ

кандидат исторический наук Сергей Львович ФИРСОВ (С. Петербургский Государственный Университет)

священник Сергий ИЛЬИН (Германия)

В издании книги принимал участие Издательский Дом «Грааль»

ПРЕДИСЛОВИЕ

В книге воспоминаний архимандрита Феодосия (Алма-зова) рассказывается о трагическом периоде гонений на Русскую Церковь со стороны безбожной власти. Несмотря на то, что в последние годы на эту тему появилось немало статей, интенсивно идут исследования и даже написаны несколько книг об этом времени - мы все еще мало знаем о подвижничестве, исповедничестве и даже мученичестве тех христиан, которым довелось жить в те страшные годы.

Нам мало известно об авторе этих мемуаров - архимандрите Феодосии (Алмазове). О его биографии мы можем судить на основании его воспоминаний, в некоторых случаях сбивчивых, допускающих неточности в отношении к фактам и лицам, о которых ведется речь. По мере возможности мы постарались прокомментировать текст записок, дополнив его информацией, взятой из других источников. Надо иметь ввиду, что автор мемуаров, несмотря на то, что он в свое время окончил Московскую Духовную Академию, имел весьма посредственные литературные дарования. Оттого в его тексте, как он и сам признает, много повторов, отсутствует последовательность описания событий. Вместе с тем многое, о чем пишет архимандрит Феодосии, известно нам из более достоверных и менее тенденциозных источников. И все же его записки должны дойти до современного читателя как ценное историческое свидетельство. Историкам-профессионалам необходимо использовать в своей работе возможно большее количество источников, не пренебрегая никакими памятниками исследуемой эпохи. Да и всем остальным любителям истории будет интересно прочитать книгу о. Алма-зова, тем более что далеко не каждому из прошедших через ужасы Соловецкой каторги удалось оставить воспоминания,

составленные к тому же в условиях свободы, без оглядки на возможные репрессии или гонения.

Эта свобода наложила на книгу о. Алмазоиа совершенно особенный отпечаток. С одной стороны он, как уже говорилось, не имел над собой никакой цензуры и мог писать все, что ему хотелось. Но, вместе с тем, пребывая вдали от Родины, он не вполне представлял себе современную ему реальную ситуацию в СССР и находился под влиянием некоторых радикально настроенных эмигрантских деятелей*, оценивавших положение на Родине с некоторой степенью предвзятости ради оправдания своих собственных (зачастую весьма сомнительных с точки зрения церковных канонов) действий.

В описываемые о. Алмазовым сложные послереволюционные годы Русская Церковь раскололась на несколько противостоящих группировок- «тихоновцев», «обновленцев», «иосифлян», «григорьевцев» и т. д. Но, несмотря на многочисленные названия, по существу имело место разделение на три основные группы. Первая группа - «ти-хоновцы» (впоследствии последовавшая за преемником Св. Патриарха Тихона - митрополитом Сергием (Страго-родским)), осталась верной «исторической Церкви». В нее входили разные по своим убеждениям и взглядам люди, часть которых прошла сложный путь исканий и блужданий в потемках. Но все они сохранили в конечном счете ясность церковного сознания и, невзирая на жесточайшее гонение и видимый сервилизм части церковного руководства, нашли в себе силы и мужество остаться в церковной ограде.

Вторая группа (т. н. «обновленцы») объединяла ту часть духовенства и мирян, которая по разным причинам не сумела преодолеть соблазнов дореволюционной «симфонии властей», пошла на поводу у безбожного режима, выступила против законного священноначалия и оказалась в состоянии раскола. Этот раскол получил в истории название «обновленческого», хотя ни о каком «идейном обновленчестве» здесь не было и речи. «Советские обновленцы», по существу,

* К их числу несомненно принадлежит карловацкий священник Михаил Польский, на книгу которого ссылается в своих воспоминаниях архимандрит Феодосии. Деятельность о. Польского - автора нескольких тенденциозных карловацких агиток, заслуживает отдельного анализа. Для тех, кто пожелает подробнее ознакомиться с фальшью его аргументов следует «Порекомендовать книгу проф. С. В. Троицкого "О неправде карловацкого раскола" (Париж, I960), переизданную Московской Патриархией в 1992 г.

не имели ничего общего с дореволюционным движением за церковное обновление, ибо объективно, желая того или нет, стояли за сохранение прежнего порядка государственно-церковных отношений. Именно дурная старорежимная привычка смотреть на Церковь как на идеологический инструмент всепоглощающей государственной власти стала одной из главных отличительных черт этого движения. При этом в новых условиях «живоцерковники» (среди которых было немало членов дореволюционного «Союза Русского народа») шли в услужение безбожной власти. Этот позорный «конкордат» с богоборцами естественным образом вытекал из «обычая» во всем находиться под государственным контролем. Трагедия для «советских обновленцев» состояла в том, что новая власть вообще не желала иметь никакой Церкви и смотрела на ее служителей как на «пережиток прошлого», который в скором времени должен был кануть в небытие.

Наконец, третья группировка представляла собой тех, кто встал на скользкую тропинку раскола «по идейным соображениям» и перестал поминать за богослужением тогдашнюю Высшую (хотя и временную) Российскую Церковную власть в лице митрополита Сергия (Страгородско-го) и членов его Синода, а впоследствии и их преемников. Церковные правила (каноны) гласят, что непоминовение правящего епископа есть раскол (13 правило Двукр. Собора). В результате такого самочиния разрушается молитвенное единство членов Церкви. Отказ от поминовения своего епископа до соборного решения рассматривается Церковью как «суд до суда», то есть посягательство на полноту соборного церковного голоса. Поэтому иерархи или клирики, а равно с ними и миряне, отказавшиеся от поминовения Местоблюстителя Патриаршего Престола, пребывали в состоянии раскола. Если обновленцы узурпировали власть церковного Собора, вынеся суд над Патриархом Тихоном, то «непоминающие» присвоили себе власть Собора через заочное осуждение преемника Патриарха Тихона - митрополита Сергия и отказ от церковного общения с ним.

В последнее время стало модным оправдывать грех этого раскола некоторыми ошибками или даже злоупотреблениями, имевшими место в деятельности митрополита Сергия (Страгородского). У нас нет никаких оснований идеализировать личность этого иерарха. Однако грех раскола не может быть оправдан чужими ошибками или какими-то «благими намерениями», ибо именно ими часто бывает вымощена дорога в ад.

He последним поводом для нового отпадения (в России т.н. «катакомбники», за рубежом - «карловчане»), к которому несколько последних лет подряд апеллируют современные нам апологеты «расколов справа», стала известная декларация св. Синода от 1927 г., подписанная Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Страго-родским) и единомышленными с ним архиереями. Несмотря на то, что текст этого документа не содержал никаких догматических отступлений и, к тому же, являлся вынужденным шагом в условиях гонений на Церковь, он все же стал своеобразным камнем преткновения для одних и «оправданием» раскольнических действий для других.

К числу критиков митр. Сергия, причем весьма жестких и очень часто неумеренных, принадлежал и архим. Феодосии (Алмазов). Из текста его воспоминаний нам не вполне ясно, сохранил ли он верность «тихоновской» Церкви или же уклонился в один из современных ему церковных расколов. В заключение нашей книги мы сочли необходимым поместить некоторые документы, касающиеся деятельности митр. Сергия и истории появления его декларации 1927 г. Надеемся, что этот материал позволит читателям яснее разобраться в сложных событиях, находящихся в центре внимания автора публикуемых воспоминаний, и избежать свойственных ему и его единомышленникам* категорических выводов, которые столь характерны и для переживаемого нами неспокойного времени.

Илья СОЛОВЬЕВ

* В наши дни точку зрения противников митрополита Сергия наиболее последовательно продолжает отстаивать все та же "Русская зарубежная церковь", открывшая на территории б. СССР сеть собственных "свободных" (параллельных) приходов. В богословии "джорданвилльских мудрецов" тема "сергианской ереси" и связанные с нею спекулятивные обвинения в адрес Московской Патриархии занимают центральное место. В России этих позиций придерживается также т. н. "богородичный центр" - новоявленная секта фанатиков-изуверов, объявляющая себя продолжательницей дела "катакомбных христиан" и хранительницей "заветов святой Руси". (См., например, "Красная Патриархия. Волки в овечьей шкуре". М. 1993, "Катакомбная церковь-мученица", М. 1996 и др.) Помимо названных организаций противники "сергианства" находятся и среди определенной части клириков и мирян самой Московской Патриархии. Эти "криптокарловчане" представляют собой реальную и весьма серьезную опасность для единства Российской Церкви.

ОТ ПУБЛИКАТОРА

3 января 1946 года в Москву из Чехословакии, на адрес Академии наук СССР, прибыл военный транспорт в составе девяти вагонов. В них, в 650 ящиках, Русский заграничный исторический архив - документы и материалы по истории России XIX - начала XX веков, о жизни и деятельности русской эмиграции в Европе, Америке и других странах. По мере разбора выявилось значительное число материалов, касающихся Русской Православной Церкви за границей.

Среди этих материалов были найдены и публикуемые воспоминания архимандрита Феодосия Алмазова. В фондах Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей нашлось и его личное дело. Согласно ему Константин Захарьевич Алмазов родился 21 мая 1870 г. в семье священника Смоленской епархии. Образование получил в Смоленской духовной семинарии (1891 г.) и Московской духовной академии, которую окончил в 1896 г. со степенью кандидата богословия. Тогда же он был пострижен в монашество под именем Феодосия. В последующие два десятилетия архимандрит Феодосий

(1903 г.) находился на преподавательской работе в различных должностях от преподавателя до ректора в Каргопольском и Иркутском духовных училищах; в Архангельской, Владимирской, Волынской, Новгородской, Курской, Астраханской, Минской семинариях. Занимал он и священнические места: служил в Донском монастыре, был настоятелем Собора двенадцати апостолов в Московском Кремле и Старорусского монастыря в Новгородской епархии, синодальным ризничим и священником в действующей армии. События личной жизни с 1917 по 1930 гг. изложены архим. Феодосием в своих воспоминаниях.

После своего побега из СССР в 1930 г. архимандрит Феодосий обосновался сначала в Румынии, где служил настоятелем греческой церкви в г. Кишиневе. Затем, в 1932 г., он перебрался в Болгарию, где жил в монастыре св. Кирика и преподавал в пастырско-богословском училище при монастыре. Сведениями о его дальнейшей судьбе мы не располагаем.

Свои воспоминания архимандрит Феодосий написал в 1931-1933 гг.. В настоящее время воспоминания хранятся в ГАРФ (Ф. 5881, Оп. 2, Д. 73. Автограф).

Имя при рождении: Фёдор Михайлович Яновский Рождение: (1673 ) Смерть: 3 февраля (1726-02-03 ) Похоронен: Кирилло-Белозерский монастырь Епископская хиротония: 1721

Архиепископ Феодосий (в миру Фёдор Михайлович Яновский ; (1673 ) - 3 (14) февраля , Кирилло-Белозерский монастырь) - архиепископ Новгородский (Великоновгородский) и Великолуцкий . Лишён сана 12 мая 1725 года.

Биография

Периодом его обучения считаются 80-е годы XVII столетия. Насколько обширно было образование Феодосия, неизвестно; неизвестно также, продолжал ли он образование за границей по примеру своих сверстников. Он не обнаруживал особой учености, но считался человеком образованным. По словам архиепископа Новгородского Феофана (Прокоповича) , Феодосий, любя учёных, предпочитал простых, и от него не осталось ни одного литературного труда.

Был рясофорным послушником Московского Симонова монастыря . Неизвестно также, как попал он в Симонов монастырь и по каким побуждениям принял монашество.

За клевету на архимандрита Симонова монастыря Варфоломея (это была простая жалоба на суровость Варфоломея) Феодосий попал в число нарушителей монашеской дисциплины и был сослан в оковах в Троице-Сергиев монастырь. Архимандрит Троице-Сергиева монастыря Иов принял в нём участие и освободил от оков. В 1697 году архимандрит Иов, получив назначение на Новгородскую кафедру , взял с собой Феодосия.

В 1701 году митрополит Иов рукоположил Феодосия в игумены , а в 1704 году назначил его архимандритом Новгородского Спасо-Варлаамиева Хутынского монастыря .

Митрополит Иов умел ценить людей образованных, отличавшихся деловыми качествами. Архимандрит Феодосий не проявил себя как писатель, не был он заметен и как проповедник, зато обладал недюжинными способностями как администратор, и потому стал ближайшим помощником Новгородского архиерея. Вскоре он стал известен царю Петру I . Между архимандритом Феодосием и царём установились дружеские отношения. 27 октября 1704 года архимандрит Феодосий, минуя митрополита Иова, писал прямо царю, жалуясь на келаря Венедикта. С этого времени архимандрит Феодосий стал всё больше опираться на высшую государственную власть, игнорируя своего непосредственного духовного руководителя. Особенно это проявилось в 1708 году, когда митрополит Иов послал архимандрита Феодосия в Москву за типографией Симеона Полоцкого . В Москве архимандрит Феодосий встретился с царём и был назначен духовным судьёй в Санкт-Петербург для заведования церковными делами вновь завоеванных городов: Ямбурга , Нарвы , Копорья , Шлиссельбурга . Митрополит Иов был только уведомлён о новом назначении своего архимандрита и должен был благословить его на новое служение. Митрополит Иов дал ему инструкцию относительно его практической деятельности. По-видимому, и митрополит Иов, и царь Петр I ценили в Феодосии административные таланты, любовь к просвещению. Феодосий был человеком энергичным, обладавшим практическим умом и умевшим приспосабливаться к требованиям времени. Такие люди нужны были Петру I.

Главным делом архимандрита Феодосия было построение церквей и снабжение их всем необходимым, а также организация церковного надзора за причтами и паствой. Кроме того, Феодосий, оставаясь Хутынским архимандритом, предпринял строительство Александро-Невского монастыря , стремясь как можно крепче связать себя с Санкт-Петербургом. Строительство началось в 1710 году

В 1712 году Феодосий был назначен архимандритом будущей лавры. Теперь он уже не нуждался более в поддержке митрополита Иова и вел себя совершенно независимо, хотя формально оставался в его подчинении, так как Санкт-Петербург в то время относился к Новгородской епархии. Отношения архимандрита Феодосия с митрополитом Иовом окончательно испортились, о чём свидетельствует одно резкое письмо митрополита к Феодосию, написанное, по-видимому, около 1710-1712 годов. Трудно найти более мрачные краски, чем те, какими изображал теперь преосвященный Иов своего прежнего любимца. Но архимандриту Феодосию не страшен был гнев митрополита Иова, так как он больше уже не мог повлиять на его судьбу.

В начале 1721 года архимандрит Феодосий был хиротонисан во епископа Новгородского и Великолуцкого с возведением в сан архиепископа . Новгородской епархией он управлял из Санкт-Петербурга, который до создания самостоятельной Санкт-Петербургской епархии входил в состав Новгородской, сохранив за собой и настоятельство в Александро-Невском монастыре. По указу Петра I архиепископ Новгородский Феодосий стал первым вице-президентом Святейшего Синода .

Архиепископ Феодосий был энергичным церковным администратором. Во вверенной ему епархии было построено много новых церквей. Он заботился о материальном благосостоянии духовенства своей епархии. Обращал особое внимание на искоренение разных недостатков в церковной жизни. Активно боролся против раскола в епархии, участвовал в заседаниях Тайной Канцелярии .

Но, как отмечают историки, добившись высокого положения, епископ Феодосий уклонился от монашеских идеалов, повёл невоздержанную светскую жизнь и даже решил завести ассамблеи, наподобие Петровых. Всё это требовало много денег, и Феодосий стал прибегать к незаконным источникам. С приобретением власти возросла в нём и гордость, он меньше стал считаться с людьми.

27 апреля 1725 года архиепископ Феодосий за резкие высказывания в адрес императрицы Екатерины I был арестован.

11 мая 1725 года ему был вынесен приговор, по которому он был сослан в далёкий Николо-Корельский монастырь Архангельской епархии в заключение. 21 июня он был уже в монастыре. Его заточили в подземную келию под церковью. Но в скором времени участь его ещё ухудшилась. В момент объявления приговора следствие по его делу ещё не было закончено. С выявлением новых фактов преступления 8 сентября 1725 года был объявлен новый указ, по которому с Феодосия сняли сан; «чернец» Феодосий был переведён в худшую тюрьму в этом же монастыре, холодную, сырую. Сраженный всем происшедшим, Феодосий прожил недолго.

5 февраля 1726 года он скончался в своем заточении простым «чернецом Феодосом». По особому распоряжению он был погребён в Кирилло-Белозерском монастыре . Никто решительно не жалел несчастного Феодосия. Ему выпала печальная участь погибнуть без сочувствия к своему несчастью: «пожал то, что посеял».

Напишите отзыв о статье "Феодосий (Яновский)"

Ссылки

Русский биографический словарь : В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896-1918.



Епископы Новгородские

Архиепископы Новгородские

Митрополиты Новгородские

Отрывок, характеризующий Феодосий (Яновский)

Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено, – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.

Личность Феодосия, одного из сподвижников Петра, не представляет собой загадки. Выходец из Польши, воспитанник знаменитой Киево‑Могилянской академии, он слыл чужаком в среде московского духовенства. Так было со многими учеными украинцами и поляками, без церковных знаний которых в России все‑таки обойтись не могли. Но Феодосий прославился не ученостью, а тем, что в старину называли «пронырством» – подлым приспособленчеством, умением держать по ветру нос, извечной готовностью к предательству. Он выскочил наверх, затоптав своего благодетеля митрополита Новгородского Иова, в епархию которого входила Ижорская земля. Основав Александро‑Невский монастырь, Феодосий фактически отделился от Новгородской епархии, а потом и сам занял Новгородскую кафедру, перенеся ее с берегов Волхова на берег Невы. Он был один из тех, кто стоял у истоков cинодального периода истории церкви, окончательно превратившего ее в идеологическую контору самодержавия. Его можно было видеть и на церемониях, и на попойках кощунственного для церкви Всепьянейшего собора. Он сопровождал Петра в заграничной поездке и особенно увивался возле царицы Екатерины. В церковной иерархии Феодосий вытеснил с первого места патриаршего местоблюстителя Стефана Яворского, став первым человеком в образованном Петром в 1720 году Священном синоде. Он беспрекословно исполнял волю Петра, внося немыслимые для православных перемены в обряды русской церкви. Феодосий был настоящий инквизитор; неумолимо и жестоко преследовал он всех противников официальной церкви, в особенности старообрядцев, на которых охотились как на диких зверей. Но как только умер Петр, Феодосий публично обрушился на все, что сделал в России его повелитель. Это не было озарение или покаяние. Феодосию показалось, что ему уже нет преград и ограничений. Он стал отважно пинать мертвого льва. В этом проявилась его неистовая, злобная натура. В присутствии своих коллег по Синоду он, не стесняясь, поносил Петра, называя его страшным грешником, тираном и распутником. К тому же он не проявил должного уважения к новой императрице Екатерине I, считая ее слабой и недостойной правительницей. Весной 1725 года его арестовали и сослали в холмогорский Корельский монастырь. Когда в июне 1726 года его привезли в этот монастырь, тут он и понял, что погиб безвозвратно, и стал просить прощения. Но было уже поздно: дело Феодосия становилось все толще и толще – подходили все новые запоздавшие с доносами и разоблачениями коллеги Феодосия, вскрылись дела о хищении им денег и о множестве других грехов. Феодосия лишили архиерейской и иерейской мантий. Он превратился в простого монаха старца Федоса, которого «запечатали», т. е. замуровали в келье под церковью. Там он и умер без покаяния и доброго человеческого слова.

Царская власть и церковь в России никогда не прекращали борьбы со старообрядцами, оставшимися верными заветам дедов и проклинавшими «никониан», «опоганивших истинную христианскую веру». Сожжение 17 августа 1681 года в Пустозерске знаменитого протопопа Аввакума не означало и победы официальной церкви над старообрядцами. Видя бесполезность и опасность прежних открытых дискуссий с никонианами, старообрядцы начали уходить в глухие места, строить там скиты, которые становились центрами сопротивления официальной церкви и царской власти.

В далеких скитах заработали скриптории – книжные мастерские, где писцы копировали старинные церковные книги, размножали тайные послания уважаемых в старообрядческой среде старцев. Эти послания расходились по всей стране, воодушевляя сторонников двоеперстия и шестиконечного креста.

Непросто складывались отношения старообрядцев с властью при Петре Великом. С каждым годом эта власть, издавая суровые полицейские указы, делала их жизнь все опаснее и сложнее. В полицейском государстве Петра места старообрядцам предусмотрено не оставалось. Серией законов они были поставлены вне общества и права, фактически признаны преступниками. Пожалуй, самым выразительным стал многократно подтверждаемый указ о необходимости ношения раскольниками (так официально назывались старообрядцы) специальной одежды. Ее главной отличительной чертой был красно‑желтый козырь – лоскут, который раскольники должны были пришивать на спине.

Отныне каждый верноподданный мог следить за поведением «меченного» таким образом раскольника в толпе и доносить о всяком его нарушении властям, за что получал награду. Женам раскольников предписывалось носить специальный головной убор – «шапку с рогами». За попытку снять установленное указами платье или переодеться в красный кафтан, на фоне которого козырь был не виден, раскольников жестоко преследовали. Указами 1720 и 1724 годов всем раскольникам было предписано немедленно, под угрозой смерти, сдать властям старопечатные и рукописные дореформенные книги.

Реформа налогообложения – введение подушной подати – особенно обострила отношения власти и старообрядцев. Их (как мужчин, так и женщин) переписывали и клали в двойной подушный оклад. Но не двойной оклад более всего пугал сторонников старой веры. Они были готовы платить двойной оклад, как и особый налог на бороды, – откупиться от антихристовой власти деньгами так просто! Старообрядцы прекрасно поняли полицейское значение подушной переписи, которая создавала для них ловушку, из которой не было выхода. К тому же перепись душ воспринималась в свете приближающегося, по их мнению, конца света, когда Антихрист пытается заполучить точные сведения о числе душ истинных христиан.

Когда был принят закон 1722 года о нарушении священником тайны исповеди во имя разоблачения врагов государства, всякие пути возвращения старообрядцев в лоно Русской православной церкви окончательно закрылись. Более грубого вмешательства светской власти в духовный мир человека трудно и придумать.

И принять новый порядок старообрядцы не могли. Много волнений в среде старообрядцев вызвал указ Петра от 5 февраля 1722 года о престолонаследии, согласно которому император получал право назначить себе в наследники любого человека. При этом имя наследника в указе не стояло. Это‑то более всего и смущало старообрядцев. «Да человека ли? – вопрошали старообрядцы. – Не Антихриста ли?» Ведь только его имя вслух не произносилось верующими. Поэтому, как только власти потребовали всенародной присяги в верности указу о безымянном наследнике, старообрядцы по всей стране решительно отказались подчиняться властям. В мае 1722 года от присяги отказался целый город в Сибири – Тара. Влияние старообрядцев в нем было особенно велико.

Не следует забывать, что у русского народа в то время отсутствовало размежевание на старообрядцев и «верных сынов матери‑церкви». Пропаганда смелых, талантливых проповедников – духовных детей и последователей гениального протопопа Аввакума – сильно влияла на сознание паствы официальной церкви. Кроме жестокости, доносительства и подчинения капризам светской власти она ничего не могла противопоставить ярким посланиям старообрядческих старцев, беспощадно клеймивших «богомерзкую» власть «царя‑табашника» и его иноземных министров. Именно поэтому старообрядцы пользовались всенародным уважением, получали помощь, имели повсюду тысячи своих сторонников.

Так было и в Таре. Осенью 1722 года из Тобольска в Тару был отправлен карательный отряд, создана специальная розыскная канцелярия, которая схватила сотни жителей Тары. Начались невиданные еще по масштабам репрессии против старообрядцев. К розыскам и кровавым пыткам были привлечены тысячи людей, началась ловля старообрядцев как диких зверей по всей Западной Сибири. Оказалось, что Сибирь‑матушка, дававшая на своих просторах пристанище всем обиженным и гонимым властями, уже не может спасти свободного человека от жестокой власти грубого солдата и подь ячего. Сибирское население было напугано страшными вестями из Тары, где как бы начали сбываться жуткие предсказания старцев о приходе Антихриста. Людей можно понять – ведь сведения о массовых казнях подтверждаются документами. Известно, что за три‑четыре года Тарского сыска повешено, колесовано, четвертовано, посажено на кол не меньше тысячи (!) тарских жителей и округи – простых крестьян, казаков, посадских. Крестьяне, причастные и непричастные к расколу, бросая отвоеванную у тайги землю, построенные деревни и заимки, бежали куда глаза глядят – подальше от ужаса перед надвигающимися муками.

По всей Сибири запылали страшные гари – самосожжения старообрядцев, видевших спасение только в огне, в гибели. Гари, как правило, начинались с длительных переговоров прибывшего военного отряда с обитателями старообрядческих скитов. Командир отряда, получивший жесткие инструкции о переписи и положении в двойной оклад старообрядцев, аресте их лидеров, стремился поначалу уговорить раскольников подчиниться мирно царским указам. Старцы отвечали мягко, но решительно: «Ото всея братии ответ: тово ради мы не пишемся в нынешни времена, боимся Ереси… того ради мы дани не даем в нынешни времена, что у вас годы и времена променены. А у нас люди беспомошни: старой да малой, слепой да хромой. А мы живем Бога ради, хмель не берем и не промышляем, и мы… седим в запоре и не смеем никуда выехать. Аще вы нас погоните, и мы живы в руки вам не дадимся: береста и смолье, и дрова, и солома, и пороху с пуд приготовано. И вы творите, что вам повелено».

Положение прибывшего начальника было очень сложным. Ведь исполнить царский указ без жертв невозможно: раскольники упорны, их скиты имели прочные двери, узкие окна, через которые раскольники отстреливались от солдат. Изнутри все помещение было обложено горючим материалом. Сидевшие там мужчины, женщины, дети, старики, доведенные непрерывной заупокойной службой и песнопениями до исступления, только и ждали наступления «антихристова воинства», чтобы поджечь скит и уйти от преследователей на небо. Тарский розыск ожесточил старообрядцев, гари запылали одна за другой. В лесах за рекой Пыжмой сгорело в одной гари 145 беглых крестьян из тюменских и ишимских деревень, а ранее – еще 400 человек. Но самой страшной гарью XVIII века стала Елунская гарь в Томском уезде. Как и большинство других гарей, ее спровоцировало прибытие воинской команды для поимки «зачинщиков и возмутителей». Еще многие десятилетия память о Тарском сыске жила в сознании народа, а волна самосожжений, которая прокатилась по Уралу и Сибири, стала ответом на усилия власти подчинить старообрядцев.

Введение подушной подати

К концу Северной войны стало ясно, что налоговую систему, унаследованную Петром от предков, нужно также срочно менять, как раньше приказы и канцелярии. Как же собирались налоги и отправлялись многочисленные повинности – рекрутские, подводные и другие? С 1678 по 1724 год существовало подворное обложение. Это означало, что единицей обложения крестьян и горожан был «двор». Иначе говоря, переписчики объезжали деревни и города и переписывали не собственно людей, а число дворов, в которых они жили. Так, по каждому населенному пункту или земельному владению (вотчине или поместью), а потом – по уезду образовывалось так называемое «дворовое число», которое и лежало в основе всех податных расчетов. Например, нужно было собрать определенную сумму денег А. Ее делили на число дворов Б по всей стране. В итоге получалось число В. Это и был налог с каждого учтенного при переписи двора, подворный налог.

За годы Северной войны налоги и повинности росли непрерывно и в конце царствования Петра стали для крестьян очень тяжелыми. Множество плательщиков бросали свои хозяйства, дворы и бежали на Дон, за границу, в другие владения. Стала образовываться «убыль дворов». Провести учет пустых, «убылых дворов» было технически очень сложно. Поэтому новые налоги по‑прежнему рассчитывались по указанному выше принципу В = А: Б. Иначе говоря, еще большая податная тяжесть ложилась на оставшиеся «жилые дворы».

В 1710 году власти все же провели новую подворную перепись, но ожидаемого результата – роста «дворового числа» в сравнении с предыдущей переписью 1678 года – не произошло. Наоборот, оно сократилось на 20%! В 1715 году было решено провести еще одну перепись. И опять неудача – «дворовое число» не превысило прежней величины. Примечательно, что до Петра I и его чиновников стали доходить сведения о том, что «дворовая убыль» вызвана не только бегством или высокой смертностью крестьян, но и их упорным нежеланием нести тяжелые повинности. Это было видно уже по тому, что число дворов не увеличивалось, а населенность двора между тем росла. Это означало, что крестьянские семьи не делились, как прежде, и молодые крестьяне не строили собственных дворов, а жили во дворе родителей. И все это делалось для того, чтобы не платить налогов.

В качестве радикальной меры Петр I решил изменить принцип налогообложения и единицей обложения сделать не «двор», а «душу мужского пола». Важно, что Петр I решил провести реформу налогообложения одновременно с реформой содержания армии. Огромная по тем временам 200‑тысячная армия вернулась после войны в страну, и ее нужно было где‑то разместить, на какие‑то деньги содержать. И здесь Петр I опять же прибег к шведскому опыту. С давних пор шведские солдаты жили в тех местностях, где их полки получали деньги на содержание. Это было удобно – деньги от плательщиков поступали прямо в кассы приписанных к ним полков. Петр I решил воспроизвести эту систему.

Двадцать шестого ноября 1718 года был издан указ о проведении в стране подушной переписи. Все помещики и старосты подавали реестры, или, как тогда говорили, «сказки», с указанием числа мужчин, живущих в каждой деревне, селе, вотчине. За 1719 год сказки, в основном, были собраны. Но властям стали известны многочисленные факты жульничества: переписи избежал каждый третий плательщик. Тогда решили собрать специальные военные команды и провести проверку, или, как тогда говорили, «ревизию», числа душ мужского пола.

Проверка населения оказалась делом сложным, и работа ревизоров затянулась до 1724 года. Перед ними возникало много проблем. Ведь им предстояло проехать через каждую деревню, проверить сказки по этой деревне, внести в них исправления, выявить, поймать и отослать на прежние места жительства всех беглых, определить, что делать с разными категориями населения, которые раньше податей не платили, и т. д.

В итоге к 1724 году стало известно о 5 млн 656 тыс. душ мужского пола. К этому времени уже были сделаны расчеты содержания армии. По проекту 1720 года расходы на кавалериста составляли 40 рублей, а на пехотинца – 28,5 рублей; в целом же расходы на всю армию достигали 4 млн рублей. Сумма налога на одну душу определялась путем деления 4 млн рублей на 5,6 млн душ. Получилось, что подушный налог составил 74 копейки. Так начала свою долгую (длившуюся свыше 150 лет) историю подушная система. Она была удобна для властей – сразу же были отменены десятки налогов, податей, меньше стало проблем со сборами и пересылкой налогов в центр. Полки разместились в тех дистриктах, откуда они получали деньги. Полковые офицеры, вместе с выбранными из местных дворян земскими комиссарами, собирали подушину прямо в полковую кассу. В целом подушная подать не была тяжелее подворной, но она все равно оказалась весьма болезненной для плательщиков. Им, как и раньше, приходилось платить за умерших, бежавших, больных. Ведь следующая проверка сказок – ревизия – после 1724 года была организована лишь в 1742 году! Солдаты стали селиться в деревнях, что доставляло больше хлопот для крестьян. Кроме того, с введением подушной подати контроль государства за подданными усилился. Все ведь должны быть записаны в сказки, крестьянину стало трудно выйти на заработки. Об уходе на новое место жительства или работы не приходилось и говорить, так как до следующей ревизии было запрещено покидать те места, где крестьяне записывались в сказки. Податная реформа Петра I – введение подушной подати – имела колоссальное воздействие не только на финансы, но и на социальную структуру населения.

«Произведение всероссийского народа». Дворянство

Когда в 1721 году в торжественный день празднования Ништадтского мира Сенат «поднес» Петру I несколько титулов («Великий», «император», «Отец Отечества»), государь не ломался, как это подчас бывает заведено у тиранов, а с благодарностью принял эти титулы, ибо по праву считал, что заслужил. Особо интересен в этом смысле римский по происхождению титул «Отца Отечества». Действительно, Петр I относился к своим подданным как к детям, подчас неразумным, даже ленивым, и много делал для их образования. Но истинно и то, что он с помощью реформ создал заново российское общество, придал ему иную, чем прежде, структуру, образ жизни и мышления на многие десятилетия вперед.

Важнейшим результатом реформ стало образование нового сословия дворянства. То дворянство, которое мы знаем по русской классической литературе XIX века, появилось именно благодаря Петру I. До него понятие «дворянин» относилось к довольно низкой служилой прослойке – «дворяне московские», «дворяне городовые». Выше них по лестнице чинов стояли жильцы, стольники, бояре, элита того времени. Они были горды своим происхождением, «отечеством», славными предками, кои были в родстве с Рюриковичами. Петр I разрушил старую систему чинов и ввел новую, непривычную. В этой системе главным было не происхождение, а личная, персональная выслуга перед царем и Отечеством. Теперь все служилые люди независимо от происхождения становились «российскими дворянами» или, как тогда на польский манер говорили, «российским шляхетством».

Петр утвердил принцип, по которому по‑настоящему привилегированным членом общества – дворянином – ты являешься только тогда, когда служишь. Указом 1712 года он установил старшинство офицера перед неслужащим дворянином: «Сказать всему шляхетству, чтоб каждый дворянин во всяких случаях, какой бы фамилии не был, почесть и первое место давал каждому офицеру и службу почитал. А ежели не почтит шляхтич офицера, положить штраф треть его жалования». После такого указа любой прапорщик может встать впереди любого знатного бездельника, штафирки. Петр воспринимал себя не только Отцом нации, но прежде всего учителем, мастером, который учеников, подмастерьев учит делу, а у непослушных спины «полирует» дубиной. В одном из посланий жене Екатерине он писал, что садовники его не сообщают ему о ходе дел в Летнем саду. Скажи им, пишет Петр, вот приеду, привезу им в подарок «по кафтану стеганому». Какие «стеганые кафтаны» склонный к мрачному юмору Петр привозил своим непослушным подданным, все знали! Первая заповедь для русского дворянства была «Учиться! Учиться! Учиться!», а кто не хотел – берегись! В истории России уникален указ 20 января 1714 года. Согласно ему молодому дворянину, не постигшему первоначальных знаний, запрещено жениться: «Послать во все губернии по нескольку человек из школ математических, чтоб учить дворянских детей цифири, геометрии и положить штраф такой, что не вольно будет жениться, пока сего выучится». Правда, почти сразу возник вопрос, что делать с дураками, которые знаний постигнуть не могут, а жениться хотят. По указу Петра людям слабоумным, больным, признанным негодными к службе, запрещалось жениться, а слабоумных девиц запрещали выдавать замуж. Были определены так называемые «урочные годы» – испытательный срок для «дураков», взятых на службу. Если они его выдерживали, то женитьба им разрешалась.

Императорским указом 1724 года Петр запретил таким дуракам жениться. Тогда же на Руси появились первые «пенсионеры», отправленные учиться за границу на казенный счет. Для остававшихся в России дворян единственным путем стать офицером была служба в солдатах гвардии. Иначе говоря, им предстояло пройти путь самого Петра.

Понеже многие производят сродников своих в офицеры из молодых, которые с фундамента солдатского дела не знают, ибо не служили в низких чинах, а которые и служили только для вида по нескольку недель или месяцев, того ради… впредь сказать указ, чтоб из дворянских пород в офицеры не писать, которые не служили солдатами в гвардии. Шляхетству российскому иной способ не остается в офицеры происходить, кроме что служить в гвардии.

Петр знал, о чем он говорил. Не начавший служить снизу службы знать не будет. Как‑то раз царю донесли, что матросов с какого‑то корабля во множестве ловят на кражах. Царь распорядился провести строгую ревизию доходов офицеров корабля, ибо считал, что «ноги матросского воровства из злоупотреблений начальства растут».

Уже поэтому как‑то неудобно называть петровское дворянство господствующим классом. Учись, служи всю жизнь, да все с ограничениями, под угрозой наказаний. А состарился дворянин на службе, прискакал на деревяшке на смотр, врачи освидетельствуют, что глух, слеп, из ушей черви ползут (и такое бывало), – все равно служи где полегче: в воеводах, комендантах. А не послушаешься, скроешься в деревне – соседи про то донесут в «Стукалов приказ» (так называлась тайная полиция, куда «стучат»), государь имения лишит, да на каторгу в Петербург пошлет!

Государева служба была тяжела, от нее стонали дворяне, они негодовали на государя. Когда в 1725 году Петр умер, против одного полковника было начато следственное дело. Его сосед позвал на похороны государя, а тот и ответил: «А что мне там делать, я в деревню отпущен, двадцать лет там не был, не пойду!». Но были и другие дворяне. Один из них, бедный дворянин Иван Неплюев, выучившийся на моряка, так понравился своим разумением царю, что тот направил его российским посланником в Стамбул, и Неплюев прекрасно справлялся со своими обязанностями. Он вспоминал, как царь его напутствовал словами: «Не кланяйся, братец, я вам от Бога приставник, а должность моя – смотреть того, чтоб недостойному места не дать, а у достойного не отнять: буде хорош будешь – не мне, а более себе и отечеству добро сделаешь, а буде худ – так я тебе истец, ибо Бог от меня за всех вас требует, чтобы злому и глупому не дать вред делать. Служи верой и правдой. Бог, а по нему и я не оставлю тебя».

Заглянем в источник

Все виды службы – военной, придворной, гражданской – были сведены Петром в знаменитой Табели о рангах, обойти которую дворянин не мог, а был обязан служить, поднимаясь с одной ступеньки (чина) на другую. И здесь тоже, по мысли Петра, выслуга била породу. Когда Военная коллегия запросила императора:

«Как считать знатное шляхетство: по дворовому ли числу (от ста крестьянских дворов и выше) или по Табели о рангах до которого класса», Петр ответил: «Знатное дворянство по годности считать… Никому никакого ранга не позволяем, пока они нам и отечеству никаких услуг не покажут и за оные характеры (т. е. оценки. – Е. А.) не получат».

Петр предусмотрел, чтобы дворяне не рассчитывали отсидеться от службы в своих имениях, надеясь на наследство. В 1714 году был принят закон о единонаследии. Все виды земельной собственности признавались единой недвижимой собственностью, которую наследовал только один, старший сын, а остальные, как написал в указе Петр, «не будут праздны, ибо принуждены будут хлеба своего искать службою, учением, торгами и прочим. И то все, что оные сделают вновь для своего пропитания, государственная польза есть».

После этого можно понять чувства Неплюева, который, узнав о смерти Петра, писал, что несколько дней плакал, ибо «сей монарх Отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать нас, что и мы люди, одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет… а мне собственно, сверх вышеписанного, был государь и отец милосердный».

Как бы то ни было, XVIII век не оказался безвозвратно потерян для любезного многим дела свободы. Замкнутый круг деспотизма и свободы все‑таки кое‑кто пытался разорвать. Так случилось, что «рабовладельческое дворянство» при Петре не только было глухо застегнуто в служилые мундиры, лишено права жениться (пока не выучится), не могло по своей воле передавать в наследство имения, но и приобрело ряд навыков и принципов, присущих европейскому дворянству. Несмотря на всеобщую «азиатчину», понятия дворянской чести, благородного поведения дворянина становились достоянием даже не самых высоколобых дворян, а вполне заурядных, которые были готовы, защищая свое имя и честь, встать со шпагой в «дуельную позитуру».

Государь дал могучий толчок развитию дворянского самосознания («И мы люди!»), росту самоуважения, привил понятия достоинства, высокие представления о служении России, истине (что не всегда совпадало!). Российское дворянство стало «закваской» многих благодатных для России явлений, а уж культуру без дворянства в России представить невозможно. Посмотрим дворянские списки того времени: почти каждая фамилия позже, уже через 50–70 лет, дала блестящего потомка: Аксаков, Алябьев, Анненков, Апухтин, Арцыбашев, Балакирев… Через несколько страниц: Мусоргский, Милюков, Скрябин, Сомов, Столыпин, Суворов, Писемский, Полонский, Потемкин, Пушкин… И так до конца: Чаадаев, Чаплыгин, Чебышев, Яблочков, Языков, Якушкин… И все эти люди – потомки петровских недорослей. Эти недоросли стали дедами и прадедами знаменитых писателей, композиторов, полководцев, реформаторов, государственных деятелей – словом, соли Русской земли. Им и их потомкам Россия во многом обязана свободой и зарождением ныне элементов гражданского общества.

Заметки на полях

Постоянно помня, что Петр I был сыном и внуком русских самодержцев, нельзя не отметить сознательного уничтожения царем‑реформатором многих тех начал Московской Руси, тех принципов «старины», которые (при естественном разложении старого московского порядка) могли способствовать складыванию гражданского общества в России. О чем идет речь? Во‑первых, мы видим, как петровская эпоха уничтожила юридическое понятие «вольный человек». Под широко распространенным юридическим понятием «вольные и гулящие люди» допетровская эпоха понимала категорию лично свободных людей, пополнявшуюся из вышедших на волю холопов, детей служилых и тяглых крестьян и т. д. Из их среды вербовались служилые, новые холопы. Массы таких вольных людей составляли главный резерв свободной рабочей силы – основы основ капитализма. Тысячи «вольных» и «гулящих» обслуживали водные пути, работали на первых частных мануфактурах.

Петровская эпоха покончила с этими свободными людьми. Уже Палата об уложении 1700 года записала, что необходимо отменить 20‑ю статью Соборного Уложения 1649 года о приеме в житье к помещику «вольных людей». Там было прямо сказано: «Сию статью оставить… для того, что… вольных, опричь церковников, никого нет». В ходе дальнейших реформ Петр I провел учет и церковников.

Часть из них попала в штаты церквей, а остальные были отданы местным помещикам. А затем петровское законодательство вообще отказывалось признавать «вольных и гулящих». Они автоматически приравнивались к беглым, т. е. преступникам, и преследовались в соответствии с законами о беглых. Одним из следствий такой политики стало превращение русской промышленности в крепостническую. Она опиралась только на труд крепостных крестьян владельцев заводов и приписных крестьян.

Со сходных позиций Петр I подходил и к понятиям политической свободы. Взяв за основу западноевропейский государственный опыт (Швеции, Дании, Франции), он полностью изъял из копируемых в России учреждений все составляющие их суть органы выборного представительства с самого верха (парламент) до самого низа, т. е. до системы местного управления (выше упоминалась резолюция о введении шведского кирхшпиля: «В уездах из крестьянства умных людей нет»).

Важно заметить, что Петр четко представлял, что опыт самой демократичной страны того времени – Англии – абсолютно непригоден для России. В известном рассказе Андрея Нартова вполне в духе Петра записана концепция политической свободы, как ее понимал русский самодержец: «Говорят чужестранцы, что я повелеваю рабами, как невольниками. Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Сии законы содержат в себе добро, а не вред государству. Аглинская вольность здесь не у места, как к стенке горох. Надлежит знать народ, как оным управлять… Полезное слушать я рад и от последнего подданного; руки, ноги, язык не скованы. Доступ до меня свободен – лишь бы не отягощали меня только бездельством… Тот свободен, кто не творит зла и послушен добру».

Такое понимание русской свободы закрепилось в сознании людей. В послепетровское время оно находило выражение в забавных резолюциях императрицы Анны Иоанновны: «Из Сибири его свободить, а жить ему в деревнях своих свободно, без выезда». Есть и другая формула русской свободы, записанная в документах: «человек вольный с указным пашпортом». Вот так которое столетие мы и жили: свободные без выезда или вольные с указным паспортом.

В целом можно сказать, что петровская эпоха резко сузила возможности иного, т. е. несамодержавного, некрепостнического, неполицейского развития России. Из многих вариантов движения в будущее благодаря петровскому «прогрессу через насилие» у России остался только один путь, по которому она шла до сих пор. Ясно, что в конце XVII века «ветер истории» дул в направлении реформ западного типа. Наверняка они были бы осуществлены, но не были бы такие жестокие, поспешные и бескомпромиссные. Известны слова В. О. Ключевского о том, что Петр «надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства – это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времени Петра два века и доселе неразрешенная».

. Лишён сана 12 мая 1725 года.

По мнению П. Петрова, Феодосий обучался в Московской Заиконоспасской академии , а по мнению историка В. Аскоченского - в Киево-Могилянской академии .

В 1701 году митрополит Иов рукоположил Феодосия в игумены , а в 1704 году назначил его архимандритом .

Блюдо «Коронация Екатерины I». Москва, 1724-1727. Мастер Николай Федоров. Изображен один из центральных моментов первой российской коронации, состоявшейся в Успенском соборе Московского Кремля 7 мая 1724 года: возложение Петром Великим императорской короны на жену Екатерину. Справа от императора два архиерея - вероятно, архиепископы Феодосий (Яновский), представленный в митре и с посохом в руках, и Феофан (Прокопович) , которые подносят Петру коронационную мантию для возложения на Екатерину

Вскоре он стал известен царю Петру I . Между архимандритом Феодосием и царём установились дружеские отношения. 27 октября 1704 года архимандрит Феодосий, минуя митрополита Иова, писал прямо царю, жалуясь на келаря Венедикта. С этого времени архимандрит Феодосий стал всё больше опираться на высшую государственную власть, игнорируя своего непосредственного духовного руководителя. Особенно это проявилось в 1708 году, когда митрополит Иов послал архимандрита Феодосия в Москву за типографией Симеона Полоцкого . В Москве архимандрит Феодосий встретился с царём и был назначен духовным судьёй в Санкт-Петербург для заведования церковными делами вновь завоеванных городов: Ямбурга , Нарвы , Копорья , Шлиссельбурга . Митрополит Иов был только уведомлён о новом назначении своего архимандрита и должен был благословить его на новое служение. Митрополит Иов дал ему инструкцию относительно его практической деятельности. По-видимому, и митрополит Иов, и царь Петр I ценили в Феодосии административные таланты, любовь к просвещению. Феодосий был человеком энергичным, обладавшим практическим умом и умевшим приспосабливаться к требованиям времени. Такие люди нужны были Петру I.

27 апреля 1725 года архиепископ Феодосий за резкие высказывания в адрес императрицы Екатерины I был арестован. Вероятно, дело против Феодосия было инспирировано при активном участии Феофана (Прокоповича) .

Раифский монастырь с высоты птичьего полета

Архимандрит Феодосий родился в 1866 г. в семье благочестивых крестьян Казанской губернии* Акила Григорьевича и Акилины Михайловны Лузгиных и при крещении был наречен Феодором. Феодор поступил в Раифскую пустынь 10 июля 1897 г. уже в зрелом возрасте - в 31 год. В августе 1902 г. он был пострижен в монашество с именем Феодосий, а 16 марта 1903 г. рукоположен в иеромонаха. Был экономом Архиерейского Дома в Казани, казначеем Успенско-Богородицкого монастыря в г. Свияжске, а затем игуменом Свияжской Макарьевской пустыни и благочинным всех монастырей Казанской епархии. Решением владыки Кирилла в июле 1920 г. был переведен настоятелем Раифской обители. Игумен Феодосий был известный аскет, безупречной нравственности и твердости веры человек, не имевший высокого образования, но обладавший большим духовным и жизненным опытом. Обитель с радостью восприняла это известие, ведь игумена Феодосия очень уважали среди православных мирян.
* Лузгины в Казанской губернии жили в селах Покровское (Пеньки) и Михайловское Мамадышского уезда. Был ли Феодосий родом из одного из этих сел - я не знаю.

Раифский монастырь. Монастырская площадь и часовня Святой источник
*
Феодосий стал настоятелем Раифской обители в трудное для церкви время. С приходом советской власти в конце 1917 г. начались гонения на РПЦ, которые приняли массовый и ожесточенный характер после издания 23 января 1918 г. декрета "Об отделении Церкви от государства". Первым практическим результатом декрета было закрытие в 1918 г. духовных учебных заведений, включая епархиальные училища и храмов при них. Аресты священно- и церковнослужителей и мирян исчислялись тысячами и для многих завершились мученической кончиной. По некоторым данным, в 1918 г. было расстреляно 3 тыс. священнослужителей, а 1500 подверглись репрессиям, в 1919 г была расстреляна 1 тыс. священнослужителей и 800 подверглись репрессиям (следственное дело Патриарха Тихона, с. 15). В этот период претерпели мученическую кончину митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), архиепископы Пермский Андроник (Никольский), Омский Сильвестр (Ольшевский), Астраханский Митрофан (Краснопольский), епископы Балахнинский Лаврентий (Князев), Вяземский Макарий (Гневушев), Кирилловский Варсонофий (Лебедев), Тобольский Гермоген (Долганёв), Соликамский Феофан (Ильменский), Селенгинский Ефрем (Кузнецов) и др. В апреле 1918 г. в Наркомюсте была создана Комиссия по осуществлению декрета "Об отделении Церкви от государства", переименованная затем в VIII Отдел, названный "ликвидационным". Подготовленная этим отделом инструкция от 24.08.1918 о порядке применения декрета предусматривала уже ряд жестких конфискационных мер, включая изъятие капиталов, ценностей, другого имущества церквей и монастырей. Причем при изъятии монастырского имущества должны были быть ликвидированы и сами монастыри. В 1918 - 1921 гг. было национализировано имущество более половины имевшихся в России монастырей - 722. 23.02.1922 г. вступил в действие декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Получив детальную разработку в Политбюро и ГПУ, этот декрет стал инструментом, с помощью которого власти сделали попытку разрушить Церковь. 19 марта В. И. Ленин написал известное письмо, в котором окончательно сформулировал смысл и цели кампании по изъятию ценностей: "Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечивал нам сочувствие этой массы, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализацию этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне... Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий." Ленин предлагал провести после изъятия церковных ценностей несколько процессов в Шуе, в Москве и в "нескольких других духовных центрах", которые должны закончиться расстрелами. Такие процессы были проведены. Некоторые из них, как, например, Московский (26.04 - 8.05 1922 г.), Петроградский (29.05 - 5.07 1922 г.), Смоленский (01.08 - 24.08 1922 г.), окончились смертными приговорами для части обвиняемых. В то время были расстреляны в Петрограде священномученики Вениамин (Казанский), митрополит Петроградский, архимандрит Сергий (Шеин) и мученики миряне Юрий Новицкий и Иоанн Ковшаров. В Москве были расстреляны протоиереи Александр Заозерский, Василий Соколов, Христофор Надеждин, иеромонах Макарий (Телегин) и мирянин Сергий Тихомиров. Остальные были приговорены к заключению и ссылкам. Таким образом, если первый этап гонений, 1918 - 1920 гг., чаще всего проходил без соблюдения каких бы то ни было юридических формальностей, то гонения 1922 г. проводились с привлечением судов и революционных трибуналов. Власти не ограничились прямыми репрессиями против духовенства и верующих. В их замыслы входило разрушение церковного управления, для чего была оформлена в отдельную организацию "Живая церковь" группа духовенства, которой советская власть стала оказывать определенное покровительство. Эта группа, прикрываясь идеями реформирования православной церкви, положила начало ее раскола. По форме это движение, получившее название "Обновленчество", было обычное реформатство, призывающее к возвращению к формам церковной жизни времён апостолов: перевод служб на русский язык, второбрачие духовенства, отмена безбрачия епископов, переход на новый календарный стиль, и в перспективе удаление иконостасов, "отделявших" духовенство от народа. По сути "Живая церковь" явилась угодливой служанкой советской власти, особенно в её борьбе с Церковью патриаршей, и была пропитана "тлетворным, смердящим духом карьеризма, пресмыкательства и сикофанства" (Анатолий Левитин). Созванный обновленцами 29.04 -9.05 1923 г. Собор объявил о лишении Патриарха священства, и даже монашества, восстановление института Патриаршества Собором 1917 - 1918 гг. было провозглашено "актом контрреволюционным". ОГПУ организовали посещение арестованного Патриарха Тихона делегацией Собора для вручения этих постановлений. Патриарх начертал на них свою резолюцию об их неканоничности, хотя бы уже потому, что 74-е апостольское правило требует его обязательного присутствия на судебном Соборе для возможности оправдания. Описывая механизм, с помощью которого создавалось обновленческое движение, а также каким образом и с какими целями собирался обновленческий Собор, начальник VI отделения Секретного отдела ОГПУ Е.А. Тучков писал: "До создания обновленческих церковных групп, все управление церковью находилось в руках бывшего Патриарха Тихона, а отсюда и тон церкви давался явно в антисоветском духе. Момент изъятия церковных ценностей послужил как нельзя лучше к образованию обновленческих противотихоновских групп, сначала в Москве, а потом по всей СССР. До этого времени как со стороны органов ГПУ, так и со стороны нашей партии внимание на церковь обращалось исключительно с информационной целью. Поэтому требовалось, для того чтобы противотихоновские группы овладели церковным аппаратом, создать такую осведомительную сеть, которую можно было бы использовать не только в вышеупомянутых целях, но и руководить через нее всей церковью, что нами и было достигнуто... С этого времени в противоположность антисоветской политике Тихона начинается политика в духе советской власти и поголовная замена старых тихоновских архиереев и видных попов своими сторонниками... Этим самым было положено начало раскола православной церкви и перемена политической ориентации церковного аппарата... С целью окончательного укрепления своего положения и получения канонического права на руководство церковью обновленцы повели работу по подготовке Всероссийского Поместного Собора, на котором должны были решиться вопросы главным образом о Тихоне и его заграничных епископах, окончательного установления политической линии церкви и введения в нее ряда богослужебных новшеств."

Раифский монастырь. Троицкой собор, 1904-1910 гг.

*
И вот в это смутное время в июле 1920 г. игумен Феодосий стал настоятелем одной из крупнейших обителей - Раифской пустыни. Ситуация осложнялась тем, что два года назад 15 июня 1918 г. крестьянами села Бело-Безводное в монастыре были убиты чекисты Валентин Несмелов (сын философа В.И. Несмелова), Федор Копко, Петр Лавринович и четыре красноармейца, явившиеся в пустынь для обыска и вызвавшие возмущение богомольцев своим поведением. Семеро "товарищей" вторглись в обитель ночью. Чекисты направились в Гостиницу и стали отдавать распоряжения об изъятии монастырского имущества, не предъявляя никаких документов, а четверо красноармейцев бесцеремонно ворвались в храм, выволокли за волосы пытавшегося препятствовать им монаха из алтаря и принялись там бесчинствовать: сорвали антиминс с престола, шарили в дарохранительнице... В это время на колокольне ударили в набат, сбежались крестьяне окрестных деревень. Красноармейцев разоружили и заперли в сарай. Пока представители деревень писали протокол задержания бандитов, народ прибывал, сдержать его было невозможно, и начался самосуд. Через три дня в монастырь приехал отряд красноармейцев, человек восемьдесят, для ареста монахов, совершенно не причастных к расстрелу самозваных экспроприаторов. Народ опять собрался и, отбив монахов, рассеял отряд. Тогда в Бело-Безводную прибыл отряд из 250 человек, но крестьяне укрылись в лесах, монахи же - кто ушел в Седмиозерную пустынь, кого приютили в деревнях, а кто-то был арестован. В 1923 году в Казань прибыл обновленческий архиепископ Алексий и самовольно захватил церковное управление. Казанские викарии - епископ Иоасаф (Удалов) и епископ Афанасий (Малинин), а за ними и все монастыри отказались признать обновленцев. Однако, большинство приходского духовенства подпало под власть живоцерковников, которые требовали подчинения и от монастырей, но последние были верны православной вере. Архимандрит Феодосий, как благочинный всех монастырей епархии, содействовал сохранению в обителях неповрежденного православия. Раифские монахи были одни из немногих в среде духовенства Казанской Епархии, кто с первого дня отказался принять власть обновленцев, считая неканоническими: Высшее Церковное Управление, присланного в Казань в мае 1923 г. лжеархиепископа Алексия и Казанское Епархиальное Управление, возглавляемое незаконным архиереем. Раифская обитель стала одним из оплотов Православия в Казанском крае. Так, из Раифской пустыни в обновленческое епархиальное управление поступило постановление, что "Братия Раифской пустыни не признает обновленческое Высшее Церковное Управление (ВЦУ), как порвавшее единение с Единой, Соборной и Апостольской Церковью, архиепископа Алексия и КЕУ, возглавляемое незаконным архиепископом". Под этим решением подписалось 25 человек братии и 18 послушников. Впрочем, торжество обновленчества продолжалось недолго. 27.06.1923 г. Патриарх Тихон был освобожден из заключения и сразу же обратился с посланиями к всероссийской пастве. Главной его заботой после освобождения стало преодоление обновленческого раскола. С предельной ясностью Патриарх изложил в своем послании от 15.07.1923 г. историю захвата обновленцами церковной власти, употребленной ими для углубления церковного раскола, преследования хранящих верность канонам священников, насаждения "Живой церкви", ослабления церковной дисциплины. Патриарх объявил церковное управление обновленцев незаконным, принятые распоряжения недействительными, а все совершенные и совершаемые ими действия и таинства безблагодатными. Началось массовое бегство приходского духовенства из "живоцерковничества". Епископ Иоасаф принимал отпавших через особый чин покаяния, а храмы, где служил лжемитрополит Алексий - к всеобщему народному ликованию освещал малым чином. Православных архиереев во всех церквях принимали торжественно - устилая дорогу цветами и встречая пасхальным звоном колоколов. Раифа, как один из оплотов Православия, была посещена епископами Иоасафом и Афанасием, храмы монастыря были переполнены верующими. И хотя вскоре начались новые ссылки и аресты, ощущение моральной победы и духовной правоты до самых последних дней не покидали сердца стойких раифских иноков. Даже арест и удаление из пределов Казанской епархии в мае 1924 года Владыки Иоасафа, главного противника обновленцев, не подорвали мужества монахов. Да и архимандрит Феодосий, как благочинный всех монастырей епархии, содействовал сохранению в обителях неповрежденного православия.

Раифский монастырь. Церковь во имя Грузинской иконы Божьей Матери

*
21 августа 1924 года от протоиерея Феодоровской общины Аркадия Преображенского, перебежавшего к обновленцам, в живоцерковническое Управление было направлено следующее заявление: "20 августа с.г. я был вызван к Игуменье Ангелине, где архимандрит Раифской пустыни Феодосий, считающий себя благочинным всех монастырей Казанской епархии, предложил мне отказаться от единения с Епархиальным Управлением и перейти на сторону ее тайных врагов, т.е. епископа Афанасия, архимандрита Феодосия и других лиц, явно имеющих общение с объявленными преступниками - патриархом Тихоном, епископом Иоасафом и другими. Я от такого предложения отказался. В 10 часов вечера того же числа я был вызван на собрание приходского Совета, который предложил мне прекратить совершение богослужения в храме Феодоровского монастыря". Того же числа обновленческое КЕУ доводило до сведения ТНКВД, что "архимандрит Феодосий вносит постоянную смуту в мирных граждан и переносит вопросы чисто религиозные на политическую почву, возбуждая верующих против обновленцев". Имя настоятеля Раифской пустыни неоднократно поминалось в обновленческих обращениях к власти и в обновленческом журнале "Православный Церковный Вестник", например, в связи с отказом Раифских иноков дать обновленцам чудотворную Грузинскую икону Божией Матери для ношения ее крестным ходом по городу Чистополь. Светская власть не могла долго терпеть влияние Раифской обители. После ссылки монахов Казанского Иоанно-Предтеченского монастыря и епископа Иоасафа именно Раифская и Седмиозерная пустыни с их настоятелями архимандритами Феодосием и Александром представлялись главными оплотами православия в Казанском крае. Как и много веков назад, во времена иконоборческой деспотии и гонений на почитавших иконы, именно монашество выступило на защиту Христовой веры. Стойким исповеданием Православия оно приближало день его Торжества. Этого-то и не желала допускать светская власть. В июне 1924 года в монастырь перевели волостной исполком, больницу и школу из села Большие Ключи, забрав большую часть хозяйственных построек и братских корпусов. В Раифе в это время проживало 25 монахов и 18 послушников, а настоятелем был архимандрит Феодосий, который, как мог, оберегал от посягательств мирских властей оставшиеся за монастырем постройки. Феодосия арестовывают и, вероятно, ссылают, а июне 1928 года монастырь закрывают. Точная дата и обстоятельства ареста Феодосия, также как и его дальнейшая судьба, мне не известны. Предположительно, арест произошел раньше июня 1928 г. (возможно, даже в 1924 г.), т.к. в момент закрытия настоятелем пустыни уже был игумен Сергий (Гуськов). Однако, Феодосию вряд ли было суждено пережить остальных раифских насельников.

Раифский монастырь. Храм Преподобных Отцев в Синае и Раифе избиенных. Первый каменный храм, 1708 год

*
Закрытие обители дало обратный результат: настоятель пустыни и сам монастырь приобрели ореол мученичества, бездомных монахов приютили крестьяне окрестных деревень, а в мятежной деревне Бело-Безводной была организована община, куда вошли семеро из бывших раифских насельников. К ним приходили на исповедь и за советом крестьяне со всей округи, монахи исповедовали, крестили, отпевали и продолжали проповедовать слово Божие. Верные сыны Церкви, монахи и миряне, продолжали "нелегально и незаконно" приезжать по большим праздникам в закрытую обитель и проводить службы в старинной Раифско-Синайской церкви. Разумеется, по логике того времени, это называлось "контрреволюционным заговором". В мае 1929 года в ТатЦИКе прошли консультации с представителями НКВД о судьбе Раифской пустыни и ее бывших насельников. Их считали косвенными виновниками массового сопротивления крестьян коллективизации. Изгнанные из обители иноки не оставляли своего церковного служения. Местные жители постоянно приходили к ним за советом, исповедовались и получали духовное окормление. Не могли не тревожить ГПУ слава святой обители и единодушие крестьян, неизменно выступавших против закрытия обители, снятия колоколов, изъятия имущества и других репрессий. Вскоре после этого под разными предлогами и по доносам были арестованы иеромонах Сергий, его сестра монахиня Варвара, послушник Иван Ларионов и другие. Поползли слухи, что арестованных бьют, а Сергия и вовсе расстреляло ГПУ. Крестьяне снова стали возмущаться, и в конце 1929 года власти были вынуждены освободить Сергия под подписку о невыезде. Однако этот акт "доброй воли" властей не успокоил крестьян. Они по-прежнему неохотно шли в колхозы, всячески отвергали антирелигиозную пропаганду. Тогда власти "решили выдвинуть против иноков сразу три обвинения: в агитации против Советской власти, в убийстве 7 красноармейцев в 1918 году и в сокрытии монастырского имущества". 23 января 1930 года ГПУ произвело аресты тех монахов Раифской пустыни, кто не вошел в общину и жил по окрестным селам, и еще 16 человек им сочувствующих. Когда остававшиеся в общине семь иноков 26 января (накануне престольного праздника) начинали всенощную, они уже ожидали ареста и неправедного суда. В этот день в пустынь прибыло много монахинь из закрытых Казанского Богородицкого, Федоровского и Свияжского монастырей. Отстояв всенощную, кто-то пошел ночевать к знакомым, другие же, не имевшие ночлега, по благословению настоятеля общины иеромонаха Иосифа расположились прямо в церкви. На утро 27 января 1930 в день преподобных отцев в Синае и Раифе избиенных состоялась последняя Божественная Литургия Раифской братии. История повторялась. Новые преподобномученики последний раз совершали службу в память мучеников древних... Удивительно трогательная, печальная и, вместе с тем, торжественная была в тот день служба. В последний раз причащались Святых Таин, напутствуя друг друга перед грядущими испытаниями. И было что-то особенно пронзительное в том, что служили в тот день не в зеленых, а в красных облачениях, как бы провидчески облекшись в цвет мученических риз. После Литургии братия служила молебен пред честным образом преподобных отцев в Синае и Раифе избиенных. И, воистину, чуден Промысл Твой, Господи! Пока братия молилась небесным своим покровителям, окружившие храм новые варвары, сами не ведая того, повторяли уже свершившееся много веков назад, готовя Раифским инокам венцы мученические. Отряд ГПУ из Казани окружил храм прямо во время богослужения. По некоторым свидетельствам, милиционеры дождались конца литургии, и уже по окончании арестовали всех, находившихся в храме и успевших напоследок причаститься Св. Таин. Арестовали всех, в том числе немощных, глухих, полуслепых монахинь, болезненных, почтенного возраста иноков, без всяких объяснений затолкали в грузовики и всех их в тот же день вывезли в Казань, где посадили в тюрьму. По заснеженной дороге, обдуваемые ветрами и понукаемые грубыми конвоирами, ехали иноки прочь от родной обители, чтобы вдали от нее стяжать: кто - мученический венец, кто - жизнь исповедническую, лагерную и ссыльную... Все обвиняемые - от престарелого 62-летнего иеромонаха Антония до двадцатитрехлетнего послушника Петра - на допросах с поразительным простодушием и откровенностью проявляли готовность пострадать за Христа. Им были предъявлены обвинения в антисоветской деятельности. Конечно, монахи не были пламенными сторонниками большевизма, но политической борьбы сторонились, смиренно считая, что "советская власть поставлена за грехи народа". Через месяц, 20 февраля, заседание пресловутой "судебной тройки" ГПУ Татарской АССР вынесло приговор, согласно которому на Благовещение 7 апреля были расстреляны иеромонахи Иосиф (Гаврилов), Антоний (Чирков), Варлаам (Похилюк), Иов (Протопопов) и послушник Петр Тупицын. По тому же делу были расстреляны также присутствовавшие на службе: последняя настоятельница разоренного Федоровского Казанского монастыря м. София и миряне Василий Гаврилов и Степан Абрамов из деревни Бело-Безводной. Монастырского казначея иеромонаха Сергия же терзали еще несколько месяцев, пытаясь выбить из него сведения о монастырской ризнице. Ничего не узнав от инока Сергия, в миру Павла Ивановича Гуськова, его расстреляли 10 августа, в день празднования Смоленской иконы Божьей Матери. Так в XX веке, повторяя подвиг древних Синайских и Раифских Отцов, появились новые раифские мученики "в Раифе избиенные". Ещё восемь иноков и послушников, около двадцати монахинь и десяти мирян, арестованных 27 января 1930 года, было приговорено к 5 годам концлагеря или высылке на север. Имена их известны. В 1997 году, 6 апреля, в день расстрела 5 монахов и послушника состоялась канонизация Преподобномучеников Сергия, Антония, Иова, Иосифа, Варлаама и Петра. Все они были прославлены как св. преподобномученики Раифские - с празднованием памяти 27 января (н. ст.), так как из-за совпадения даты их кончины с Благовещением не получилось бы воздать им достойную память 7 апреля. Церковь решила чтить день их ареста. В настоящее время в Раифско-Синайском храме, где совершилась та последняя литургия, устроен придел во имя всех Новомучеников Российских. Архимандриту Феодосию вряд ли было суждено пережить остальных раифских насельников. Поэтому, в "Молитве иконе Божией Матери Грузинская", изданной Раифским Богородицким монастырем по благословению Архиепископа Казанского и Татарстанского Анастасия, среди упомянутых новых мучеников и исповедников Раифских первым стоит имя архимандрита Феодосия, в миру Федора Акиловича Лузгина.

Раифский монастырь. Интерьер храма преподобных Отцев в Синае и Раифе избиенных

Молитва иконе Божией Матери Грузинская

Издано Раифским Богородицким монастырем по благословению Архиепископа Казанского и Татарстанского Анастасия
(из Акафиста Пресвятей Владычице нашей Богородице прославления ради чудотворныя Ея иконы "Грузинская")
Величие и милости Твоя, Богородице, кто исповест; и чудеса Твоя преславная кто воспоет; Церкве Российския верныя чада обрадовала еси, Пречистая, безбожныя же варвары, Святыню Твою презревшия посрамила еси: сохранила бо нам чудную Твою икону, ею же недуги наша врачуются и душевные скорби исцеляются. О, Всемилостивая Владычице, Дево Богородице, не лиши нас и ныне Твоего покрова, но молитвами Твоими присно страну нашу и люди в мире сохраняй и восстановлению Раифской обители способствуй. Яко Мати Святая Пресвятаго Бога, Владычице, Марие Богородице, со всеми Святыми Сего моли покоити в небесных селениях души раб Твоих, новых мучеников и исповедников Раифских: Архимандрита Феодосия (Лузгина), Уб. Игумена Сергия (Гуськова), Уб. Иеромонаха Антония (Чиркова), Уб. Иеромонаха Иосифа (Гаврилова), Уб. Иеромонаха Варлаама (Похилюка), Уб. Иеромонаха Иова (Протопопова), Иеромонаха Митрофана (Кириллова), Иеродиакона Иеронима (Сорокина), Иеродиакона Порфирия (Советникова), Монаха Савватия (Агафонова), Монаха Геласия (Терехина), Монаха Нестора (Никитина), Диакона Александра Себельдина, Уб. Послушника Петра Тупицына, Послушника Петра Ранцева, Уб. Василия Гаврилова, Уб. Степана Абрамова.

*
Пустынь при Раифском озере и реке Сумке основана в первой четверти XVII в. чудовским иеромонахом Филаретом. Начала устраиваться при Казанском митрополите Лаврентии на его средства и некоторых жителей Казани. В монастыре 5 храмов:
Соборный во имя Святой Троицы с приделом во имя святого Димитрия Ростовского (построен в начале XVIII в. и обновлен в 1833 г.)
Соборный в честь Грузинской иконы Божьей Матери с 2 приделами: во имя святого Ливерия, папы Римского, и во имя святого Иоанна Златоуста (1842 г.)
Соборный во имя преподобных Отец в Синае и Раифе избиенных с приделом во имя святого Евфимия Новогородского (построен в 1662 г., богослужения в нем теперь не совершаются).
Над Святыми вратами - во имя святителя Николая Чудотворца.
Во имя святых мучениц Веры, Надежды, Любви и матери их Софии (построен в XVII в. и возобновлен в 1795 г.).
Главнейшую святыню монастыря составляет чудотворная Грузинская икона Божьей матери.

*
После полного закрытия монастыря в 1930 году и происшедших здесь трагических событий, духовная жизнь в Святой обители на долгие десятилетия оборвалась. Тогда же большевики сняли со звонницы монастыря самый большой колокол, который, упав, полностью ушел в землю. По воспоминаниям очевидцев, после падения и удара земля долго гудела. Колокол был очень велик, весил около 500 пудов. Остававшиеся в обители иконы, книги, священнические облачения и все, что не представляло материальной ценности, сожгли. Предметы церковного обихода и утварь были разграблены и древние храмы на десятилетия невольно стали безмолвными свидетелями тысяч трагически сложившихся человеческих судеб. На долгие десятилетия в бывшем монастыре разместилась сначала тюрьма, потом - детская колония (т. н. спецучилище). Храмы были перестроены и изуродованы. Но наступили новые времена. Раифская пустынь стала первым восстановленным монастырем Казанской епархии. Друзья, посетив Раифскую пустынь, не забудьте помянуть ее настоятеля игумена архимандрита Феодосия - в миру Федора Акиловича Лузгина.